Идеология в советском обществе. Советская идеология о русских писателях Влияние советской идеологии на литературу

Не так давно мы писали о том, как советская идеология относилась к творчеству зарубежных литераторов . На сей раз речь пойдет о наследии отечественных авторов. С ними у советской власти также были крайне непростые отношения. Кто-то подвергался травле (Пастернак), кто-то стал жертвой репрессий (Мандельштам), кто-то был вынужден покинуть страну (Замятин). С писателями-эмигрантами у СССР были особые счеты (Мережковский, Набоков, Гиппиус и другие). Произведения многих литераторов, представленных в данной подборке, не издавались в Советском Союзе вплоть до Перестройки, а за их хранение и распространение полагались реальные тюремные сроки.

Дмитрий Мережковский

Наиболее известное сочинение М. - историческая трилогия «Христос и Антихрист» (ч. 1-3, 1895-1905), объединённая мистической идеей о вечной борьбе христианства и язычества. Схематизм и метафизика резко снижают художественное значение трилогии. Русская революция представляется М. в образе «грядущего хама» . Антиреалистическая проповедь «нового религиозного сознания» (деятельность в «Религиозно-философском обществе» и в журнале «Новый путь», 1903-04) вызвала резкую отповедь Г. В. Плеханова («О так называемых религиозных исканиях в России. Евангелие от декаданса», 1909). Как литературный критик М. пытался трактовать творчество писателей в религиозно-идеалистическом духе («Толстой и Достоевский», т. 1-2, 1901-1902; «Гоголь и чорт», 1906, и др.), резко отрицательно относился к творчеству М. Горького .

Враждебно встретив Октябрьскую революцию 1917, М. в 1920 эмигрировал; писал романы, религиозно-философское эссе, стихи и статьи в резко антисоветском духе. Во время 2-й мировой войны 1939-45, находясь во Франции, занял коллаборационистскую позицию к нацистским оккупантам.

Борис Пастернак

В 50-е гг. П. пережил глубокий кризис. В романе «Доктор Живаго» выражено отрицательное отношение к революции и неверие в возможность социального преобразования общества. В 1955 П. признал, что во время работы над романом его «... по собственному какому-то отчуждению... стало отмывать куда-то в сторону все больше и больше» (см. История русской советской литературы, т. 3, 1968, с. 377). Публикация этого романа за рубежом (1957) и присуждение за него П. Нобелевской премии (1958) вызвали резкую критику в советской печати; П. был исключен из Союза писателей. От Нобелевской премии он отказался.

В последнем цикле стихов «Когда разгуляется» (1956-59) ощутим новый прилив творческих сил поэта, его стремление преодолеть мотивы трагического одиночества.

Владимир Набоков

Книги Н. отмечены чертами литературного снобизма, насыщены литературными реминисценциями. В его прозе ощущается влияние А. Белого , М. Пруста , Ф. Кафки («Приглашение на казнь» , 1935-36, отдельное изд. 1938). Являясь одним из наиболее ярких выражений модернизма в литературе, творчество Н. «элитарно», рассчитано на «избранных»: бестселлер «Лолита» (1955), представляющий собой опыт соединения эротического и социально-нравоописательного романа, романы «Пнин» (1957), «Ада» (1969).

Иван Бунин

Враждебно встретив Октябрьскую революцию, Б. в 1920 эмигрировал во Францию. Здесь он обратился к интимным, лирическим воспоминаниям молодости. Роман «Жизнь Арсеньева» (отдельное издание 1930, Париж) как бы замкнул цикл художественных автобиографий, связанных с жизнью русского поместного дворянства. Одно из центральных мест в позднем творчестве Б. занимает тема роковой любви-страсти («Митина любовь» , 1925; «Дело корнета Елагина» , 1927; цикл новелл , Нью-Йорк, 1943). В эмиграции Б. создал также философско-литературный трактат о Л. Н. Толстом («Освобождение Толстого», Париж, 1937), написал «Воспоминания» (Париж, 1950), в которых содержатся выпады против М. Горького, А. Блока , В. Брюсова , А. Н. Толстого . Автор книг об А. П. Чехове (Нью-Йорк, 1955). В 1933 Б. присуждена Нобелевская премия. Во многом противоречивое творческое наследие Б. обладает большой эстетической и познавательной ценностью. Преемник традиций классической русской литературы, он явился одним из крупных представителей критического реализма в России. Творчество Б. высоко ценится и всесторонне изучается в СССР. Сочинения его широко издаются.

Евгений Замятин

Послеоктябрьское творчество З., не понявшего революционной действительности, проникнуто глубоким пессимизмом, что нашло отражение и в его статьях («Я боюсь», 1921, и др.) В многочисленных фантастико-аллегорических стилизованных рассказах, сказках-притчах, драматургических «действах» - «Пещера» (1920, изд. 1921), «Послание Замутия, епископа обезьянского» (1921) и др. - события эпохи военного коммунизма и Гражданской войны изображались извращённо, как возврат к первобытному «пещерному» существованию. З. написал «антиутопический» роман «Мы» (1921, опубл. в 1924 в Англии), выражавший его враждебное отношение к социализму. В 1932 З. выехал за границу по разрешению Советского правительства.

Николай Гумилев

Осип Мандельштам

Николай Бердяев

Яростный идейный противник Октябрьской революции (и любого социально-политического переворота вообще), Б. в полемической книге «Философия неравенства» (1918, изд. 1923) опускается до оправдания жестокостей «органического» исторического процесса (нарушением которого считает революцию) и ницшеанской апологии социального отбора и права «сильной личности». В дальнейшем оправдание исторической действительности как разумной и необходимой считает преступным; оставаясь идеологом «аристократии духа», стремится освободить своё понимание аристократизма от всяких сословно-иерархических характеристик (

После окончания войны политическое руководство СССР приступило к активному «подкручиванию» идеологических гаек. На заседании Политбюро 13 апреля 1946 г., проходившем под председательствованием Сталина, было принято решение о необходимости устранения недостатков в идеологической работе. После этого основная масса руководителей обкомов и крайкомов партии была обвинена в непрофессионализме и политической неграмотности, а ряд республиканских ЦК, прежде всего Украины, - в потворстве буржуазному национализму.

Одной из главных задач политического руководства провозглашалось укрепление партийного влияния в различных областях идеологии. Начало кампании, которая была развернута в 1946 г. против автономии культурной жизни, связано с именем А.А. Жданова. Он был рупором идей Сталина и одним из наиболее доверенных лиц вождя, его правой рукой в деле руководства партией.

В начале августа Сталин обрушил ворох обвинений на известных литераторов А.А. Ахматову и М.М. Зощенко. Нужный тон был задан и 14 августа 1946 г. появилось постановление ЦК ВКП(б), подвергшее разгромной критике журналы «Звезда» и «Ленинград». В опубликованном документе отмечалось, что «Ленинградский горком ВКП(б) проглядел крупнейшие ошибки журналов, устранился от руководства ими».

Жданов не был инициатором постановления от 14 августа, поскольку от этого страдал, прежде всего, его политический авторитет. Однако, когда постановление оказалось все же принято, он переметнулся на позиции грубого шельмования литераторов, философов, композиторов, театральных деятелей. Несмотря на то, что Зощенко еще в 1939 г. за литературные заслуги был награжден орденом Трудового Красного Знамени, в 1946 г. он оказался исключен из Союза писателей. Его участь разделила и Ахматова.

Вслед за постановлением от 14 августа последовали другие: «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26 августа), «О кинофильме «Большая жизнь» (4 сентября). Объектами нападок стали именно те области культуры, которые в послевоенное время были наиболее доступны широким народным массам. Разгромной критике подверглась вторая серия картины С. Эйзенштейна «Иван Грозный».

Некоторое время спустя был нанесен удар по представителям музыкальной культуры. 10 февраля 1948 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О декадентских тенденциях в советской музыке». Неоправданной критике подверглись Шостакович, Прокофьев, Мурадели и другие композиторы. Им инкриминировался отрыв от народа. Они квалифицировались как носители буржуазной идеологии, поборники субъективизма, крайнего индивидуализма, отсталого, затхлого консерватизма.

С 1947 года борьба с «низкопоклонством» перед Западом стала одним из главных идеологических направлений. Этим термином обозначалось преклонение и самоуничижение перед западной культурой. Тема превосходства всего советского или русского получает приоритет над всем иностранным. Космополитизм и формализм были объявлены двумя сторонами одного и того же низкопоклонства перед Западом. Кампания по искоренению космополитизма распространилась не только на гуманитарные и общественные науки. Естественные дисциплины тоже попали под разделение на «социалистические» и «буржуазные».

В эти годы существенный ущерб был нанесен биологии. С новой силой продолжились преследования генетиков, начатые еще до войны. «Школа» академика Т. Лысенко, уничтожая своих оппонентов и имея при этом официальную поддержку, тем не менее, не смогла получить сколько-нибудь существенных результатов. Лысенко, используя атмосферу нетерпимости и национализма, стал одним из главных гонителей классической генетики, виновником разгрома советской биологии и гибели многих отечественных ученых.

Целью, проводимой в послевоенный период «акции устрашения» интеллигенции, стало стремление руководителей страны показать на примере наиболее талантливых, что середнякам «высовываться» просто не стоит. Любое отступление от официальных установок будет немедленно пресекаться. Для тех, чье творчество отвечало официальным установкам, и приносило пользу советскому народу, существовали Сталинские премии (введенные постановлением СНК 20 декабря 1939 г. в ознаменование 60-летия вождя). Ими награждались за выдающиеся достижения в области науки, изобретательства, литературы и искусства, за коренные усовершенствования методов производственной работы. Лауреатам присуждались не только дипломы и знаки (1-, 2- и 3-й степеней), но и крупные денежные премии.

«Оттепель», коснувшаяся в эпоху Хрущева всех сторон жизни советского общества, была санкционирована властями и существовала в определенных рамках. Тем не менее, партийное руководство, предприняло ряд шагов, направленных на отмену отдельных решений, второй половины 1940-х гг. и касавшихся отечественной культуры. Так, 28 мая 1958 г. ЦК КПСС утвердил постановление «Об исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца»». В документе отмечалось, что талантливые композиторы Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и другие были огульно названы представителями «антинародного формалистического направления».

Одновременно с исправлением ошибок прошлых лет в это время развернулась настоящая кампания травли известного писателя Б.Л. Пастернака. В 1958 году за роман «Доктор Живаго», признанный в стране «антисоветским», ему была присвоена Нобелевская премия в области литературы. Писатель оказался в сложной ситуации, но предпочел остаться в СССР. В мае 1960 г. он умер от рака легких. «Дело Пастернака» показало, таким образом, пределы десталинизации. От интеллигенции требовалось приспособиться к существующим порядкам и служить им. Те, кто не смог «перестроиться», в конечном итоге были вынуждены покинуть страну. Эта участь не обошла стороной будущего Нобелевского лауреата поэта И. Бродского, который начал писать стихи в 1958 г., но вскоре попал в немилость за свои независимые взгляды на искусство и эмигрировал.

Несмотря на жесткие рамки, в которых авторам было позволено творить, в начале 60-х годов в стране были опубликованы яркие произведения, вызвавшие уже тогда неоднозначную оценку. Среди них - рассказ А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Решение о публикации рассказа, повествующего о жизни заключенных, было принято на заседании Президиума ЦК КПСС в октябре 1962 г. под личным давлением Хрущева.

В конце 1950-х годов в Советском Союзе обозначились зачатки явления, которое спустя несколько лет превратится в диссидентство. В 1960 году поэт А. Гинзбург выступит основателем первого «самиздатовского» журнала под названием «Синтаксис», в котором начнет печатать ранее запрещенные произведения Б. Окуджавы, В. Шаламова, Б. Ахмадуллиной, В. Некрасова. За агитацию, направленную на подрыв советской системы, Гинзбург будет приговорен к тюремному заключению.

«Культурная революция» Хрущева имела, таким образом, несколько граней: от публикации произведений бывших заключенных и назначения министром культуры казавшейся весьма либеральной Е.А. Фурцевой (оставалась министром культуры с 1960 по 1974 г.) до погромных выступлений на встречах с деятелями литературы и искусства самого Первого секретаря ЦК. Непродуманными и резкими заявлениями Хрущев лишь отталкивал от себя значительную часть общества и лишал себя того кредита доверия, который был им получен на XX съезде партии.

Контрольные вопросы и задания

  • 1. Что обусловило новый виток репрессий в послевоенный период?
  • 2. Каковы главные причины начала «холодной войны»?
  • 3. Обоснуйте историческое значение XX съезда КПСС.
  • 4. Назовите главные научно-технические достижения СССР в 1950-е - первой половине 1960-х гг.?
  • 5. 5. Каковы основные причины отставки со своего поста Н.С. Хрущева?

Литература

  • 1. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 2000.
  • 2. Костырченко Г. В. Сталин против «космополитов»: Власть и еврейская интеллигенция в СССР. М., 2009.
  • 3. Аксютин Ю.В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964. 2-е изд. М., 2010.
  • 4. Пыжиков А. В. Хрущевская «оттепель». М., 2002.
  • 5. Козлов В.А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве: 1953 - начало 1980-х гг. М., 2009.

Возвращение идеологической литературы

Стало общим местом говорить об усиливающемся интересе к советскому периоду отечественной литературы. В этом есть, конечно же, важный аспект восстановления справедливости.

Период поголовного выкорчевывания всего советского, будем надеяться, пройден. Эмоций и истерики ушли в прошлое и теперь возможно адекватное восприятие. Наглядней всего интерес к этой литературе представлен через серию ЖЗЛ: Прилепин написал о Леонове, Шаргунов о Катаеве, Авченко о Фадееве (в соавторстве с филологом Алексеем Коровашко пишет биографию Олега Куваева).

Важно, что восстановителями этой справедливости являются представители литературного поколения, ухватившего две реальности: юность в советской стране, период становления — жизнь на разломе, — и активная деятельность пришлась на «нулевые» — тучные годы новой России.

Но говорить здесь мы будем о другом восприятии «советского», которое сейчас начинает превалировать, в том числе и в литературе.

«Советское» как символ чрезмерной идеологизации, когда литературное произведение мыслится художественным развертыванием главенствующих общественных трендов — линии партии и правительства. Это определенное «прокрустово ложе», под эталоны которого подгоняется литература, и во время этой подгонки из нее исходит жизнь.

Такое восприятие советской литературы крайне однобоко и ложно. Оно также является следствием идеологической, политической борьбы. Однако оно до сих пор в ходу и приписывает этой литературе характеристики кондовости, искусственности и предельной выхолощенности с точки зрения идеологии.

Надо ли говорить, что все сложней и при реалистическом взгляде на тех самых советских писателей можно увидеть в них многим большее и удивиться: как такое могло быть?! Как допустили подобное к печати в ситуации всесилья и произвола цензуры?.. Сам задавался таким вопросом, когда, к примеру, читал рассказы Федора Абрамова.

Между тем, в новой книге литературоведа Владимира Новикова «Литературные медиаперсоны 20 века» настойчиво проводится мысль о разделении отечественной литературы на «советскую» и «русскую».

Условно говоря, первая явила все плохое, это тупиковая и искусственная ветвь литературной эволюции, а вторая, даже в советские годы, продолжала развивать все хорошее.

Так получилось, что именно литературные нулевые были свободны от идеологических пут. Еще Сергей Шаргунов в своем раннем манифесте «Отрицание траура» говорил о необходимости сбросить «идеологические кандалы».

«Явился новый контекст, в котором писатель далек от предвзятости и идейной брони» , — писал он в 2001 году.

Кандалы были сброшены, но это касалось художественного произведения, сам автор не остался беспристрастным и прохладным. Его гражданственность не сошла на нет, но реализовывалась в публицистике и не делала литературу идеологическим манифестом. Произведение получило свободу, оно стало жить.

Тогда многие удивлялись тому, что новые молодые авторы отмели устоявшееся идеологическое разделение и могли публиковаться хоть в журнале «Наш современник», газете «Завтра», хоть в журналах «Новый мир» и «Октябрь». И это было не всеядность, а именно преодоление и отрицание ветхих риз разделения литературы по идеологическим признакам, а значит, и попадания литературы в жесткую зависимость от идеологии. Вроде бы курьез, но в том числе и представители этого поколения возвращают советскую литературу, показывая и разрушая огромное количество мифов, созданных вокруг нее. И главный вывод этого мифоборства: советская литература не тождественна идеологической. Она намного шире и масштабнее. Это был новый глобальный и щедрый на богатства период отечественной литературы.

Поэтому будет правильнее заменить советское на идеологическую литературу.

И вот, что мы имеем сейчас.

В обществе создается устойчивое представление о все более жестком цензурировании сферы журналистики. С этим можно поспорить. Все-таки здесь вопрос больше в личной смелости каждого, волевых качествах и способности ради своих определенных идеалов и системы ценностей идти до конца и, возможно, чем-то жертвовать. Это как догматико-идеологическая подчиненность художественного произведения: талантливый автор преодолеет многое, если не все, другой же будет стремиться встроиться в идеологическую схему, раз другого ему не дано.

Представление об отсутствии свободы слова в журналистике присутствует, возможно, в качестве страха ее потерять. В этой сфере, действительно, большое присутствие государства и его интересов, но еще раз повторюсь, свою нишу всегда можно найти при желании. При этом существует мнение, что литература остается той сферой, в которую условное государство со своим диктатом, своей цензурой, идеологией еще не дошагало или она ему не интересна. Поэтому во второй половине второго десятилетия нового века (особенно после украинского майдана и Крыма) стала наблюдаться отчетливая миграция публицистического в литературу, а вместе с ней и идеологии.

Литература вновь становится орудием борьбы, а художественный текст мыслится в качестве проводника той или иной догматической позиции. В условиях такого мобилизационного разделения текст становится изначально детерминированным внехудожественными задачами. Идеологические кандалы возвращаются, причем не по директиве сверху, а по собственному волеизъявлению авторов.

Отметим, что у представителей так называемого «нового реализма» все-таки сохранился иммунитет от идеологического. Мощная прививка от всего того, что удушает художественное произведение, продолжает действовать. Можно как угодно воспринимать публицистику или общественную деятельность Захара Прилепина, но все это не переходит в его прозу, которая остается свободной от какого бы то ни было идеологического посыла, а потому живой и настоящей. Пример «Обители» показателен. И теперь представьте, какой бы мог получиться текст, если бы оправдались ожидания иных о переносе публицистического и идеологического пафоса, например, «Письма товарищу Сталину» на этот роман.

То же можно сказать и о книге Сергея Шаргунова «1993».

В ней он пытается показать объективную картину того исторического перелома, а не навязать свою концепцию его восприятия. Все это является важной характеристикой литературы, которую условно причисляют к «новому реализму». Это свобода от идеологичности.

Тоннельное мышление

С другой стороны, мы видим четкое следование советским, вернее идеологическим канонам. Только здесь не ритуальные отсылки к классикам марксизма-ленинизма, а другие догматические флажки, по которым определяется идеологически выверенное, правильное. Выстраивается определенный церемониал следования либеральным трендам.

Идеологическое - это определенная предзаданная установка, которая подчиняет себе всю структуру текста, а сам автор превращается в собственного цензора по беспрекословному следованию этим установкам.

Особенно наглядно это представлено в творчестве нобелевского лауреата Светланы Алексиевич. Ее произведения предельно идеологизированы, созданная ими картина подверстывается под идеологическую схему, которая для автора является приоритетной.

Мало того, Алексиевич пытается мимикрировать под объективность, используя прием псевдоинтервьюирования, чтобы выдать свое произведение за беспристрастный человеческий документ. Так она поступает, к примеру, в книге «Время секонд хэнд».

Для нее важно обличение «красного человека» и советского режима. Она стремится напугать всех тем, что «совок» вновь прорастает и в этом деле использует любые методы и средства.

В своей книге Алексиевич старается представить некий первородный грех советского государства через судьбы, через рассказы-исповеди людей, причастных к этой цивилизации, и просто случайные реплики, заполняющие атмосферу времени. Это многоголосье, рассказы разных людей, в том числе и алиби автора, которому важно показать свою бесстрастность.

В книге она пишет:

«Хочу остаться хладнокровным историком, а не историком с зажженным факелом. Пусть судьей будет время».

Но это далеко не так. Автор совсем не бесстрастен, он гиперпристрастен, а людское многоголосье - не что иное, как ловкая манипуляция и подтасовка. Книга Алексиевич - образец тоннельного мышления. В этот тоннель автор силится поместить, подогнать под него все, что возможно. Как итог - потеря такта реальности и собственное погружение в систему идеологических координат. Это она наглядно показывает в своих интервью.

Алексиевич демонстрирует пример крайней идеологической подчиненности литературы. Это она и сама не скрывает, это манифестирует и в названиях книг и в самом цикле «Голоса утопии», который складывает. Это эталонный пример того, что принято называть «советской литературой». Но правильней будет — идеологической.

Идеологические 3-D очки

Идеология форматирует и само художественное произведение, превращая его в подобие развернутой записи в блоге или публицистической колонки, в которую добавлена сюжетика и герои.

Идеологический текст вписывается в систему опознавания «свой - чужой». Это своеобразные 3-D очки, с помощью которых читатель будет воспринимать текст в нужном идеологическом ключе. Такова, к примеру, книга Дмитрия Глуховского «Текст», которая сразу по выходу была обласкана многими критиками.

Система опознавания «свой-чужой» крайне проста. Главный тезис — здесь ад или прямой путь в ад:

«На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России».

Подходы к живописанию ада также стандартны: колючая проволока, которая грозит каждому, произвол представителей силовых структур, а также пропаганда, льющаяся их телевизионного ящика, которая старается сделать этот ад менее заметным.

Книга начинается с описания типичного нескончаемого и однообразного российского пейзажа за окном поезда: ряд елок, «как колючкой обвито, не продерешься». Дальше Ярославский вокзал - продолжение России, а она, будто большая тюрьма, и встречает здесь полицейский, а также лай собак. Все типично и однообразно.

Жизнь в окружении колючей проволоки и ментов. Натянута она и над гаражами совсем близко с материнской квартирой героя. Вся эта проволока будто намекает, что здесь можно только приспосабливаться и не выступать.

«Систему не перебороть, а зато можно незаметным сделаться, и она про тебя забудет. Надо переждать, перетерпеть», — так учила мать.

Вышел из тени, выступил, стал спорить — грехопал в этом раю. Потерял жизнь.

Кстати, вот еще одно сравнение, от которого, думается, автор остался доволен: звон водочных бутылок в пакете напомнил ему звук колокольчиков, которые у «гребаной птицы-тройки на хомутах для веселья развешены». Хомут, водка с неизменной колючей проволокой вокруг - основные столпы, определяющие здешнее бытие. Это тоже важный сигнал для своих, который посылается Глуховским. Сигнализирует он так с кавалерийской прямотой. Да и правда, с какой стати с «адом» дипломатию разводить…

Или вот еще в контексте этих же идеологических маркеров: телевизор с выключенным звуком напомнил герою аквариум без воды. В нем «рыба торопилась рассказать, как хорошо живется без кислорода. Серега смотрел в рыбью харю, пытался читать вранье по губам» (образ аквариума и рыб использует также Олег Павлов в романе «Асистолия». У него появляется и аквариум, из которого выпущена вода - прилавок магазина, как гроб, на исходе советской эпохи).

У Глуховского так же, как рыба, «немо вращала выпученными мигалками» машина скорой в ожидании, когда пронесется по Кутузовскому правительственным кортеж. Человеческая жизнь здесь ничего не стоит и это необходимо в сто миллионный раз подчеркнуть, чтобы быть в своем тренде.

В итоге мы имеем чрезмерно идеологизированную книгу-конструкцию, которая создана по довольно стандартным и избитым лекалам. В этом случае теряется полифоничность произведения, оно начинает тяготеть к однозначности, лозунговости, учительности. Даже если все это представлено неявно.

Идеологическая литература вторична, она оперирует штампами, шаблонами. Это, своего рода, оттюнингованная «сказка про белого бычка». Она не имеет ничего общего с реализмом, а представляет симулякр реальности. В пределах такой литературы все наиболее злободневные проблемы, актуальные процессы не найдут своего отражения, как и вечные вопросы. На горизонте вновь маячит черная дыра постмодерна…

Памфлет на заданную тему

Сверхзадача книги Игоря Сахновского «Свобода по умолчанию» — обличение современной российской действительности. Вернее, вытекающих из нее последствий, проявившихся в недалеком будущем. Произведение вышло в 2016 году, но с тех пор о нем никто не вспоминает.

Книга написана в жанре близлежащей футурологии. Время действия - конец 20-х годов XXI века. Страна в эти годы, по мысли Сахновского, стала даже не антиутопичной, а эсхатологичной. Ее национальная идея приобрела черты самого крайнего старообрядческого толка и стала формулироваться через понятие конца света. Вся жизнь распределяет по отрезкам от одного ближайшего конца света до другого, как в своем время распределялась по пятилеткам.

Нынешние российские реалии в ближайшем будущем в версии Сахновского будут сильно гипертрофированы. Появится «духовный налог», по дорогам по направлению площади Вставания с Колен будут двигаться православные байкеры, за нравственностью будут неусыпно следить соответствующие патрули, в Уголовном Кодексе появится статья «за оскорбление чувств электората». Ежемесячно станут отмечать День суверенной православной демократии. Само понятие взятки трансформируется, она будет официально именоваться «народным деловым ресурсом».

Власть будет мощной в силу своей закрытости. При этом каждый раз «со сменой руководителя в стране кардинально менялся государственный строй». Поэтому людям необходимо быть гибкими и патриотичными.

В стране в публичном поле уже не останется явных либералов. Все, как один — истовые патриоты, штампующие произведения а-ля «Черная сперма либерализма».

Всего бы этого и хватило на типический памфлет, которые сейчас прогрессивные и насмешливые люди штампуют пачками, но заявка была сделана на художественное произведение. При этом сюжет книги, как и главный герой, получился слишком схематичным, невнятным. Все-таки для смешливого обличения требуется одно, а для художественного другое необходимо, более тонкий, не прямолинейный лобовой подход. Живая необходима вода, а не мертвые с душком воды.

Книга Сахновского написана иронично, но при этом совершенно типично и предсказуемо, если не сказать топорно. Картонные герои, непродуманный сюжет с претензиями на интригу нужен автору лишь для того, чтобы озвучить его прикольные фишечки о ситуации, когда все «талдычат о гордости за страну». «Свобода по умолчанию» — пример того как благие намерения превратились в политический лубок и совершенно выморочное произведение.

Идеологический роман - не онтологичен, он поверхностен. Но он и не предназначен для глубоководных исследований. Это иллюстрация определенной схемы. В этом плане книгу Сахновского многое роднит с романом Дмитрия Быкова «Июнь».

Только здесь штампованные представления о современности переносятся не в будущее, а в прошлое, в предвоенное время. Все для того, чтобы провести полный параллелизм и выступить в роли Кассандры.

Быков проповедует и пророчествует. Его пророчество довольно таки злое, переходящее в кликушество. Недаром и эпиграф к книге взят из блоковской поэмы «Возмездие». Война - Немезида России. Она карает, но в тоже время и избавляет от собственного мучительного существования обитателей изначально порочного Содома.

«Эта система, изначально кривая, еще до всякого Октября, могла производить только больные ситуации, в которых правильный выбор отсутствовал», — пишет автор.

Дмитрий Быков - Лева из романа «Санькя» Прилепина, все продолжает твердить про кошмар русской истории и все вопрошает, когда же этот ужас закончится. Сюжет и герои его романа вторичны, они в нагрузку, их роль заключается в том, чтобы выступить в роли свидетелей, подтверждающих прямые аналогии, от которых должна леденеть кровь. Так получается искусственный выморочный текст.

Игра в реконструкцию

Идеологическое произведение, как блоговая запись, однодневка. Оно остается невразумительной безжизненной конструкцией. Такой является роман букеровского лауреата Елены Чижовой «Китаист». Это игра в реконструкцию авторской версии возможного развития истории.

«Китаист» — одно из многочисленных ныне произведений, у которых вполне достаточно прочесть лишь аннотацию. Далее никаких неожиданностей и откровений не будет, лишь вялотекущая тягомотина. Роман-недоразумение. Он вызван на свет лишь желанием прокрутить альтернативную историю, что было бы если…

Что было бы, если СССР не победил фашистскую Германию?..

Интригующая обертка, сценарий, о возможности которого намекали нам еще со времени развала Союза. Есть манящая приманка, но внутри пустышка. По нынешним временам этого достаточно.

У Чижовой 9 мая 1945 года союзники открыли второй фронт, освободили Европу до границ бывшего СССР. В итоге «черная прерывистая линия, идущая по Уралу, рассекала бывший СССР по вертикали»: на европейской территории - Россия, это территория оккупированная немцами, за Уралом - остался СССР.

Сталин в СССР умер в 1946 году, после него правил Берия и развенчивать пришлось его культ личности. Перемирие между Россией и СССР было заключено лишь в 1956 году, когда «почти не осталось мужчин призывного возраста». Настоящего мира нет и не предвидится: с одной стороны - разговоры об объединении, а с другой - о войне и захвате. Возникают идеи «четвертного рейха»: ресурсы СССР в соединении с социально-экономическими достижениями России. Такая конструкция истории представлена в «Китаисте».

Эта альтернативная версия достаточно популярна со времен распада СССР. Она использовалась в качестве пропагандистской матрицы. Говорилось, что в альтернативном несоветском развитии событий все бы поголовно пили баварское пиво и стали европейской страной. Никакой зачистки территории от коренного населения не произошло, а все бы жили в мире и цивилизованном благоденствии.

Несколько лет назад известный опрос на «Эхо Москвы» поставил под сомнение необходимость обороны Ленинграда, которая привела к гигантским жертвам. Новые идеологи делали все, чтобы приравнять советский строй с фашистским режимом в Германии. А если нет разницы, то ничего сверхтрагического бы не произошло. И сценарий, представленный в книге Чижовой, вполне себе мог бы и состояться. Тем более что «если сравнить количество невинных жертв, кто - СССР или Новая Россия - окажется впереди?» Да и немцы в романе захватили полстраны лишь благодаря тому, что у самих русских развернулась гражданская война.

Немецкая Россия достигла «впечатляющих успехов в народном хозяйстве». С другой стороны, в чижовском СССР отразился классический, сшитый из штампов, образ «совка», который усердно рисовали его разрушители-мародеры: нищета, дефицит, бараки и военщина. Из новых же реалий разве что усилившееся влияние Китая. А так - затерянный мир динозавров, о котором еще кто-то ностальгирует, теша свое ущемленное самолюбие.

Впрочем, альтернативного СССР в романе не так уж и много. Герой книги Алексей Руско едет в немецкую Россию на конференцию, а также в качестве разведчика. Все действие происходит там. Все изменения можно наблюдать в немроссии, в СССР - тотальный застой. Здесь, по европейскую сторону Урала интересней, именно здесь развернулась альтернативная история или альтернативный взгляд на случившееся.

В оккупированной России вместо христианства установлен новый культ и отмечается День весеннего равноденствия. Вместо звезд — свастики. НКВД превратилось в Гестапо.

Изменилась и топонимика, например, вместо Владимирской - площадь Рудольфа Гесса, вместо Пушкинской - Вагнеровская. Разговорный язык - нем-русский - своеобразное приблатненное наречие. В деле его становления и популяризации много потрудилось телевидение, которое навязывало «историю завоевания новых территорий с упором на освобождение народов, исстрадавшихся под пятой большевиков». Существует в новой России и проблема мигрантов - «желтых», которые быстрыми темпами размножаются и грозят все заполонить.

Немецкая Россия в романе до боли напоминает нынешнюю реальную. В ней стали витать мысли о воссоединении с СССР. Что это как не наша пресловутая ностальгия?.. С другой стороны, в чижовском СССР о «восстановлении былого величия» мечтает большинство парней. Новые границы - историческая несправедливость, которую необходимо исправить. Новые границы, возникшие при распаде Союза, также воспринимаются за несправедливость. Чижова подспудно делает акцент на том, что ностальгируют по империи молодые люди, которые ее не видели. Для них это своеобразная тоска по античности.

Вот и получается, что книгу Чижовой вполне можно рассматривать не столько в качестве альтернативной истории, а как альтернативную версию случившейся.

Так или иначе, это история разделения. Книга о разделенной стране, которую представляет собой современная Россия. В ней соединяются, как минимум две державы: советская и российская. О гражданской войне, которая то тлеет, то стихийно разгорается.

Чижова проговаривает, что Великая Отечественная война постепенно переросла в гражданскую, именно она и разделила страну Уральским хребтом. И пусть эта версия не актуализирована в реальной истории, но по факту она идет параллельно ей подводным течением.

Можно много рассуждать о восприятии истории, которая также в какой-то мере сад расходящихся тропок. Но все это будет разговор о той антиутопической конструкции, на основе которой построен «Китаист». Сама же книга не состоялась, она мертва и нелепа. А тут уже необходимо говорить об альтернативных величинах в современной литературе.

Идеологизированная литература производит мертвечину. В последнее время ее становится все больше. Она на потоке. Избавиться от искушения ангажированности все сложнее. Автор спешит лобовой атакой обозначить свою идейную позицию, заявить политическое кредо. Откликнуться развернутым постом, который назовет романом. Идеология наступает и удушает живое и суверенное в литературе. Сами литераторы капитулируют и сдают свой суверенитет.

То, что принято называть главным свойством советской литературы сейчас материализуется, причем, в первую очередь, у ее яростных противников. Вирус идеологической заряженности текста вызывает эпидемию. Сейчас мы наблюдаем возвращение идеологической литературы. Такая литература манит вспять, от реализма к постмодерну.

Советская литература это совокупность литературных произведений, изданных в Советском Союзе (1922-1991 гг.).

История

После Октябрьской революции 1917 года русская литература разделилась на две части: советскую литературу и литературу белой эмиграции. Советский Союз обеспечивал высокоразвитую книгопечатную промышленность, но вместе с тем применял идеологическую цензуру.

С победой русской революции поэты начала ХХ века работали над обоснованием фактов новой действительности. Стихи революционного характера создавали представители серебряного века русской литературы, поэты В. В. Маяковский («Ода революции», «Владимир Ильич Ленин», «Левый марш», «Хорошо!»), А. А. Блок («Двенадцать»), С. А. Есенин («Анна Снегина») и др. Творчество поэтов-революционеров сыграло важную роль в создании новой поэзии.

Социалистический реализм

В 1930-х годах преобладающим направлением в русской литературе стал социалистический реализм. Ведущей фигурой этого стиля был писатель Максим Горький, который заложил основы советской литературы романом «Мать» и пьесой «Враги» (оба 1906 года). Автобиографическая трилогия Горького описывает его путь от бедных слоев общества к развитию политического сознания. В романе «Дело Артамоновых» (1925 г.) и пьесе «Егор Булычов и другие» (1932 г.) изображено падение господствующих классов в России.

Максим Горький определил социалистический реализм как «реализм людей, восстанавливающих мир». Главной задачей авторов он считал помощь в развитии нового человека в социалистическом обществе. Весомый вклад в развитие социалистического реализма также внесли советские писатели А. А. Фадеев, А. С. Серафимович, А. Н. Островский, К. А. Федин, Д. А. Фурманов и др.

Максим Горький инициировал основание Союза писателей СССР в 1934 году и стал первым его председателем. В уставе организации главным методом советской литературы провозглашался социалистический реализм, основанный на принципах интернационализма, народности и партийности.

Первые годы советского государства отмечены распространением авангардистских литературных групп. Одно из ведущих движений представляло собой ОБЭРИУ, в которое входили Д. Хармс, К. Вагинов, А. Введенский, Н. Заболоцкий. Группа литературных критиков ОПОЯЗ, известная как русский формализм, взаимодействовала с футуристами. В число ранних советских литературных объединений также входят ЛЕФ, ВОАПП, Пролеткульт.

Независимые писатели

Советские писатели, которые, подобно участникам группы «Братья Серапионовы», отстаивали право автора писать независимо от политической идеологии, вынуждались властями отрицать свои взгляды и принимать принципы социалистического реализма. Некоторые писатели 1930-х годов, например, М. А. Булгаков и Б. Л. Пастернак в своих романах продолжали классическую традицию русской литературы с малой надеждой на публикацию. Работы писателей не издавались до «хрущевской оттепели», Б. Л. Пастернак также был вынужден отказаться от Нобелевской премии.

Писатели-эмигранты

Литераторы, произведения которых противоречили идеологии советского государства, часто подвергались ссылке. Русские писатели-эмигранты В. Ф. Ходасевич, Г. В. Иванов, М. А. Алданов, Г. И. Газданов и В. В. Набоков, И. А. Бунин и др. продолжали писать в изгнании.

«Хрущевская оттепель» в литературе

Период «хрущевской оттепели» (середина 1950-60-х гг.) привнес новое дыхание в советскую литературу. Поэзия стала массовым культурным явлением: Б. А. Ахмадулина, А. А. Вознесенский, Р. И. Рождественский, Е. А. Евтушенко публично читали собственные стихи, чем привлекали толпы.

«Писатели-диссиденты»

Некоторые писатели осмеливались выступать против советского государства, как, например, В. Т. Шаламов и А. И. Солженицын, которые писали о жизни в лагерях ГУЛАГа, В. С. Гроссман с его рассказами о событиях Второй мировой войны, противоречащими официальной историографии СССР. Таких писателей называли диссидентами, им запрещали издаваться до 1960-х годов. Время «хрущевской оттепели» прошло быстротечно. В 1970-е годы знаменитые авторы снова были запрещены к публикации и преследовались властями за антисоветские настроения. Многие писатели были изгнаны из страны.

В советской литературе 1970-80-х годов распространёнными жанрами были детская литература, научная фантастика, детектив, деревенская проза . Примечательно, что в Советской России не приветствовалась фантастика, связанная с оккультизмом, ужасом, взрослой фантазией или волшебным реализмом. Редкое исключение – роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», не опубликованный при жизни автора. Литературные произведения советской эпохи, в том числе адаптации и переводы иностранных текстов, проходили цензуру перед публикацией.

История России. XX – начало XXI века. 11 класс. Базовый уровень Киселев Александр Федотович

§ 15. СОВЕТСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА

«Долой неграмотность!» С победой большевиков российская культура была поставлена под жесткий партийный контроль. Свобода творчества объявлялась «буржуазным пережитком». Все граждане советского общества должны были под руководством партии участвовать в строительстве социализма.

Государство управляло образованием, наукой и культурой. Формально этой сферой ведал Народный комиссариат просвещения во главе с А. В. Луначарским. Однако ключевые вопросы управления культурой и наукой решались в Политбюро ЦК партии большевиков.

Революция нанесла российской культуре и науке огромный ущерб. Страну покинули выдающиеся писатели и художники, артисты и музыканты: И. А. Бунин, А. И. Куприн, И. Е. Репин, Ф. И. Шаляпин, С. В. Рахманинов и др. Эмигрировали или были высланы ученые и инженеры. И. И. Сикорский, эмигрировавший в США, стал пионером вертолетостроения, В. К. Зворыкин – изобретателем телевидения, П. А. Сорокин принес славу американской социологической науке, историки С. П. Мельгунов, А. А. Кизеветтер, П. Н. Милюков, философы С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин и многие другие талантливые люди были вынуждены реализовывать свои дарования вдали от родины. Эмиграция дала толчок возникновению центров российской культуры за рубежом – в Европе, Азии, Америке.

Большевики считали, что социализм должны строить «новые люди», свободные от буржуазных предрассудков. Образование и воспитание молодежи в духе коммунистической доктрины стали выдвигаться на первый план. Тем более что в дореволюционной России 4 / 5 населения были неграмотными.

Лозунг «Долой неграмотность!» стал одним из главных для правящей партии. Организовывались курсы по ликвидации безграмотности (ликбезы). На них учились читать и писать миллионы людей. За первые три года советской власти грамотой овладели более 7 млн человек. Однако вывод о том, что безграмотность населения навсегда канула в прошлое, был сделан лишь в конце 1930-х гг.

Одновременно «строилась» и новая советская школа. Значительную роль в организации работы комиссариата просвещения играла супруга Ленина Н. К. Крупская. В 1918 г. была принята декларация «О единой трудовой школе»: школа объявлялась общедоступной, единой и трудовой на всех ступенях образования. Обязательное начальное образование было введено в 1930 г.

На развитие образования огромное влияние оказала индустриализация, которая требовала квалифицированных рабочих и специалистов. С середины 1920-х гг. заработали школы фабрично-заводского ученичества, давших рабочему классу многомиллионное пополнение. Размах промышленных преобразований остро поставил проблему подготовки инженерных кадров. В вузах открывались рабочие факультеты (рабфаки), которые должны были подготовить выходцев из рабочих и крестьян к учебе в институтах. Так решалась задача формирования новой, советской интеллигенции.

Плакат. Художник А. Радаков

На курсах по ликвидации безграмотности

Вскоре доля рабочих и крестьян среди студентов высших учебных заведений достигла 65 %. Многие из них упорно осваивали знания, становились квалифицированными специалистами. За счет усилий первых поколений советской интеллигенции обновлялась страна.

Индустриальная модернизация потребовала от власти большего внимания к развитию науки. Причем оно было различным по отношению к общественным и естественным наукам. Первые подверглись жесткой «перековке» на началах марксизма, который был объявлен единственно верным учением. К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин, а позднее И. В. Сталин буквально канонизировались, и их труды были объявлены единственной методологической базой развития гуманитарных наук, ключом, открывающим тайны мироздания.

Ученые-гуманитарии чаще, чем естественники, подвергались репрессиям. Науки об обществе буквально вбивались в прокрустово ложе марксистско-ленинской идеологии, отступление от которой беспощадно каралось. В 1937 – 1938 гг. по приговору Военной коллегии были расстреляны видные экономисты Н. Д. Кондратьев, А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский.

Репрессии не могли остановить развитие науки. В России продолжали работать В. И. Вернадский (геология и геохимия), Н. И. Лузин, Н. И. Егоров (математика), Н. Е. Жуковский (самолетостроение), П. Л. Капица и А. Ф. Иоффе (физика) и др.

В. И. Вернадский

Идеологическое давление и репрессии не обошли стороной и тех ученых, которые работали в области естественных наук, но в целом государство поддерживало научные разработки, особенно те, которые служили укреплению обороноспособности страны. Так, еще в годы Гражданской войны под руководством Н. Е. Жуковского в Москве был открыт аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), заработала радиолаборатория М. А. Бонч-Бруевича в Нижнем Новгороде. На государственные средства были созданы оптический и физико-технический институты во главе с корифеями науки – физиками Д. С. Рождественским и А. Ф. Иоффе. Академик А. Н. Бах руководил институтом биохимии, В. И. Вернадский – радиевым институтом, а институт физиологии возглавлял нобелевский лауреат И. П. Павлов. Широкомасштабные фундаментальные исследования велись в Академии наук СССР, ставшей одной из авторитетнейших научных организаций в мире. В состав Академии наук СССР входили отраслевые научные институты разного профиля, внесшие существенный вклад в развитие отечественной и мировой науки.

В дальнейшем выдающуюся роль в развитии советской науки сыграли заявившие о своих дарованиях в 1920-е и 1930-е гг. ученые: физики П. Л. Капица и Л. Д. Ландау, математики А. Н. Колмогоров и П. С. Александров, химик Н. Н. Семенов, полярные исследователи И. Д. Папанин и О. Ю. Шмидт, конструктор космических аппаратов С. П. Королев, авиаконструкторы А. Н. Туполев и А. С. Яковлев и многие другие.

Утверждение социалистического реализма. Коммунистическая партия ставила под контроль литературу и искусство. Так, уже в 1922 г. были созданы органы цензуры (Главлит), призванные осуществлять контроль за «идеологической выдержанностью» публикуемых произведений.

В первое послереволюционное десятилетие в искусстве соперничали различные стили, направления, течения, что стимулировало творческие поиски и начинания. Обновился реализм, основной темой которого становится жизнь рабочих, крестьян, советской интеллигенции.

Во время работы I съезда советских писателей. Москва. 1934 г.

На левых позициях стоял «Пролеткульт». Он призывал отказаться от прежней, дворянской и буржуазной, культуры, выбросить ее за борт революционного корабля и писать пролетарскую культуру с чистого листа.

В литературе, наряду с писателями, сформировавшимися до революции (А. А. Ахматовой, А. М. Горьким, О. Э. Мандельштамом, В. В. Маяковским, С. А. Есениным), появились новые имена: Л.М. Леонов, Э. Г. Багрицкий, А. А. Фадеев, М. А. Шолохов, М. А. Булгаков и др. Они обогатили палитру литературных талантов.

В живописи 1920-х гг. сохранялось разнообразие стилей. В это время творили А. Е. Архипов, П. Д. Корин, Б. М. Кустодиев, А. В. Лентулов, А. А. Рылов. Свежестью и новаторством веяло от картин авангардистов – В. В. Кандинского, К. С. Малевича, В. Е. Татлина, П. Н. Филонова и др. Черты новой жизни отражали в своих картинах А. А. Дейнека, Ю. И. Пименов, А. Н. Самохвалов.

Однако к середине 1930-х гг. разнообразие стилей в литературе и искусстве уходит в прошлое. Единственно «верным» объявляется социалистический реализм, который правящая партия считала своим идеологическим оружием. Несмотря на цензурный пресс, к жизни пробивались талантливые произведения. Образцом новой литературы стал пользовавшийся популярностью у читателей роман Н. А. Островского «Как закалялась сталь», в котором героика революционного времени дышала бескорыстием и силой духа.

Выдающимся произведением стал роман М. А. Шолохова «Тихий Дон», посвященный лихой судьбе донского казачества, наполненный исключительной силой авторской мысли и глубиной изображения революционных событий, характеров и судеб людей, попавших в жернова революции.

Премьера фильма С. Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин». 1926 г.

В искусстве стал преобладать монументализм с его помпезностью и наигранным оптимизмом. Живописцы создавали портреты «вождей» и передовиков производства, архитекторы возводили громадные здания в псевдоклассическом стиле. Одновременно уничтожались памятники культуры. Например, в Москве взорвали храм Христа Спасителя, на месте которого должен был появиться грандиозный Дворец советов. Проект осуществить не сумели и на месте храма позже построили открытый бассейн.

Громко заявило о себе советское кино. Картины режиссеров С. А. Герасимова и братьев Васильевых, Г. М. Козинцева и Л. 3. Трауберга, В. И. Пудовкина и С. М. Эйзенштейна составили классику советского киноискусства, а актеров Л. П. Орлову, Л. О. Утесова, Н. К. Черкасова и др. любила вся страна.

Исключительной популярностью долгие годы пользовался фильм «Чапаев», посвященный легендарному комдиву Гражданской войны.

На фильмах, снятых в 1930-х гг., выросло не одно поколение советских людей. Действительность в них часто изображалась приукрашенной, нарочито счастливой и беззаботной, но истосковавшиеся по нормальной жизни люди хотели увидеть ее хотя бы на экране.

Судьба деятелей искусства была разной. Горько, что репрессии не миновали многих одаренных подлинным талантом людей. В тюрьмах и лагерях оказались О. Э. Мандельштам, Н. А. Клюев, Б. А. Пильняк и др. Не имели возможности опубликовать все свои произведения А. А. Ахматова, М. А. Булгаков, Б. Л. Пастернак, А. П. Платонов. Другие, подчинившись идеологическому диктату, пережили внутреннюю драму людей, вынужденных к приспособленчеству. Однако, несмотря на все трудности, писатели, художники, композиторы, архитекторы сумели создать ряд выдающихся произведений, не потерявших своего значения до наших дней.

Новая идеология. Гонения на церковь, которую партия рассматривала как конкурента в борьбе за мировоззрение людей, оборачивались закрытием, разрушением и грабежом монастырей и церквей. Известно страшное по своему цинизму письмо Ленина членам Политбюро, в котором он отмечал, что покончить с сопротивлением «черносотенного духовенства» можно именно «сейчас, когда царит повсеместный голод», и единственный способ для этого – расстрелять как можно больше представителей церкви.

Проект Дворца советов. Архитектор Б. Иофан

Особенно жестокой была позиция властей в отношении православия. Один из соратников Дзержинского, чекист Рогов, записал в своем дневнике: «Одного не пойму: красная столица и церковный звон. Почему мракобесы на свободе? На мой характер: попов расстрелять, церкви под клуб – и крышка религии». В 1928 г. Сталин, начиная коллективизацию, жаловался в одном из своих интервью на «реакционное духовенство», отравляющее души масс. «Единственное, о чем надо пожалеть, – сказал он, – что духовенство не было с корнем ликвидировано».

«Жалоба» «великого пролетарского вождя» была услышана. В 1932 г. была объявлена «безбожная пятилетка». К 1936 г. в Советском Союзе планировалось закрыть последнюю церковь. Страдала не только православная церковь. Репрессии стали уделом всех конфессий – ислама, буддизма и др.

Общество нуждалось в новой идеологии. Партии было необходимо дать идеологически обоснованное с позиций марксизма-ленинизма объяснение причин победы социализма в одной стране. На свет появился знаменитый труд «История ВКП(б). Краткий курс» (1938), созданный при участии Сталина.

Значение «Краткого курса», как крупнейшего идеологического памятника советской эпохи, который переиздавался за 1938 – 1953 гг. 301 раз тиражом 43 млн экземпляров на 67 языках народов мира, далеко выходило за рамки его целевого назначения. Книга должна была дать советским людям новое историческое знание, единственно верное и достойное изучения в советском обществе.

В 1920 – 1930-х гг. произошли большие демографические изменения. В январе 1937 г. была проведена Всесоюзная перепись населения страны. Ее итоги оказались удручающими. В 1934 г. на XVII съезде партии Сталин сказал, что в СССР живет 168 млн человек. На 6 января 1937 г., согласно переписи, численность населения составила всего 162 003 225 человек. По сравнению с предыдущей Всесоюзной переписью 1926 г. численность населения увеличилась на 15 млн человек, т. е. в среднем рост составлял 1 % в год, что превышало в то время естественный прирост населения во Франции (0,11 %), Англии (0,36 %), Германии (0,58 %), США (0,66 %). Однако итоги переписи не устраивали советское руководство, и организация переписи была признана неудовлетворительной, а ее материалы – дефектными, занижавшими численность населения страны.

В 1939 г. была проведена новая перепись. Ее краткие итоги были опубликованы в «Правде». Согласно этим данным, численность населения СССР составляла 170 500 тыс. человек. Более подробные итоги переписи 1939 г. не подводились из-за начавшейся вскоре войны. Сохранившиеся в архивах материалы были исследованы в наше время. Ученые установили, что перепись зафиксировала численность населения в СССР в 167 305 749 человек.

С началом перестройки в отечественной литературе при характеристике советского общества акцент делался на насилие и террор, а вся советская эпоха представлялась как черный «провал» в истории, преступный по своему характеру. При этом забывали, что это была сложная эпоха становления нового общества, при котором изменение образа жизни десятков миллионов людей нельзя отнести к преступному.

Парад на Красной площади. Кадр из фильма 1930-х гг.

Прислушаемся к мнению человека – одного из деятелей той эпохи, осужденного при Сталине и реабилитированного при Хрущеве: «Но это был грандиозный опыт по преодолению трудностей, по организации больших масс людей в целое. Сколько людей приобрело рабочие профессии! Многие стали высококвалифицированными мастерами. Сколько инженеров и техников! А ликвидация безграмотности многих тысяч людей! И уроки, уроки, уроки. Знаете, как нам все это пригодилось в войну? Не будь такого опыта, мы, может быть, не выиграли бы войну. Какое руководство без такого опыта рискнуло бы эвакуировать завод, имеющий военное значение, прямо в безлюдную степь! И через несколько дней завод стал давать продукцию, важную для фронта! Буквально через несколько дней! Что же – все это не в счет?! Игнорировать это несправедливо по отношению к людям той эпохи и исторически ложно».

Вопросы и задания

1. Как формировалась советская система образования? Какие особенности ее отличали? 2. Каковы были противоречия в развитии советской науки в 1920 – 1930-е гг.? 3. Пользуясь дополнительной литературой, подготовьте сообщение об организации Союза советских писателей. 4. На примере плакатов и произведений живописи расскажите о советском изобразительном искусстве 1920 – 1930-х гг. 5. Проанализируйте какой-либо из известных вам фильмов 1930-х гг. Расскажите о поставившем его режиссере. Какие характерные черты советского искусства нашли отражение в этом фильме? 6. Как государство боролось с религиозной идеологией? Какие идеи пришли ей на смену?

Работаем с документом

«Теперь вот еще о чем – в каждом письме твоем ты обязательно спрашиваешь: когда же я приеду в Советы. Посмотри в книгу «Переписка Чехова и Книппер», вот какие выноски ты найдешь там: «Шаляпин Федор Иванович (родился в 1873 г.). Знаменитый певец, имел звание народного артиста республики, но был лишен его за то, что, находясь за границей, солидаризировался с белоэмигрантами». «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». А ты говоришь – приезжай. Зачем? Ведь я весьма «солидаризировался» в свое время с Горьким и Лениным, но царь не лишал меня звания солиста. За что мне дают звание – за таланты или карачки. Целую. До свидания. Ф. Ш.».

1. Как вы полагаете, почему великий певец не хотел возвращаться на родину?

2. Кто из известных вам деятелей отечественной культуры разделил судьбу Ф. И. Шаляпина?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.